www.anastasiya-singilevich.narod.ru
Алексей Николаевич Толстой Хмурое утро Художественная литература 1976

Хмурое утро Алексей Николаевич Толстой

Жанр книги: Классическая проза

Содержание16 → Часть 4

— Ты права… Русский человек любит театр… У русского человека особенная такая ноздря к искусству. Потребность какая-то необыкновенная, жадность… Скажи — полтора месяца боев, истрепались люди — одна кожа да кости, ведь так и собака сдохнет… При чем тут еще Шиллер? Сегодня — будто это тебе в Москве премьера в Художественном театре. А возьми Анисью! .. Ничего не понимаю,  — настоящий самородок… Какие движения, благородство… Какие страсти! Красавица при этом.

Размахивая руками, он опять заслонил свет. Даша сказала:

— Иван, ты можешь не ходить по комнате? ..

В голосе ее было давно, давно им не слышанное раздражение: облокотясь о подушку, она глядела пристально потемневшими глазами. Иван Ильич сразу осекся, подошел к постели, присел на край. Не скрываясь, струсил.

— Иван,  — и она села в постели,  — Иван, я давно хотела тебе задать один вопрос.  — Она быстро провела пальцами по глазам.  — Это очень трудно, но я не могу больше…

По его лицу она увидела, что он понял — какой будет этот вопрос, и все же она сказала, потому что тысячу раз повторяла его про себя:

— Иван, ты уже совсем не считаешь меня за женщину?

У него начали подниматься плечи, он пробормотал невнятное, взялся за голову. Даша пронзительно глядела на него, у нее еще была какая-то надежда… Неужели это приговор?

— Даша, Даша, так не понимать… Все-таки нужно быть великодушной.

— Великодушной? (Вот он — приговор! .. )

— Я тебя, Даша, так люблю… Ты меня можешь ненавидеть… Хотя, в сущности, не знаю — за что? .. Органически, так сказать, отталкиваться… Это не очень понятно… Полюбил я тебя на всю жизнь, тяжело ли мне, легко ли, это — честное слово — не важно… Сердце мое со мной, так и ты со мной… Живи покойно, будь счастлива…

Даша, слушая, трясла головой, он, морщась, с усилием говорил:

— Почему-то я всегда представлял твои бедные ножки,  — сколько они исходили в поисках счастья, и все напрасно, и все напрасно…

Даша выпростала из-под одеяла голые худенькие ноги, соскочила на земляной пол и, подбежав, погасила огонек на столе.

Иван Гора, вернувшись с Агриппиной со спектакля, зажег огарок и просматривал накопившиеся за день разные бумажонки,  — такая у него была привычка: прежде чем лечь спать, привести все в порядок. Агриппина, не снимая шинели и шапки, сидела в стороне от него, на лавке около двери.

— Ты тоже ничего себе сыграла,  — говорил он, зевая и поскребывая шею.  — Не расслышал я, что ты там пропищала, ролишка-то уж очень маленькая… Но — Анисья, Анисья!  — Опустив нос к свечке, усмехаясь, он листал бумажки.  — Чересчур она, пожалуй, как это говорится по-вашему, юбкой вертела — мужика чувствует, это у нее есть… Поберечь ее нужно, поберечь… А что думаешь — мало таких революция наверх вытянула? В этом все и дело… На этом все и спланировано, народ не серый, нет… Богатый народ… Воюем-то уж больно расточительно… Машин бы нам надо… Вот прочти… — Он разгладил один из листков.  — Захватили мы танк голыми руками… Ведь это же варварство… Будь у меня сын,  — я бы ему, сопляку, на груди выжег: помни, не забывай, кому обязан счастьем, чьи кости в бурьянах белеются…

Агриппина, прислонившись к стене, закрыв глаза, сжав губы, вспоминала самое жалобное про себя, что могло припомниться… Как Иван Гора лежал ночью в степи, не шевелясь, не дыша, и ей было все равно тогда — живой он еще или уже мертвый. В винтовке у нее осталась последняя обойма… Агриппина не захотела уйти с другими, уж его-то она не бросила в той степи, ночью… Жалко, что там с той поры не валяются белые косточки Агриппины…

— Ты что спать не ложишься, Гапа?

Закладки

Hosted by uCoz