— Гражданки, пропустите учительницу-то вперед, затолкали ее совсем…

Катю пропустили вперед, в комнату. Она вошла, и тот человек у стола поднял голову, обвязанную марлей,  — она увидела его суровое лицо. Прежде чем радость осветила, расширила его темные глаза. Катя покачнулась, у нее закружилась голова, в ее сознании все сдвинулось, поднявшийся гул голосов ушел вдаль, свет начал темнеть, так же как тогда в сенях, когда едва не уронила ведро… Катя, виновато улыбаясь, часто задышала, бледнея — стала опускаться…

— Катя!  — крикнул этот человек, расталкивая людей.  — Катя!

Несколько рук подхватило ее,  — не дали ей упасть на пол. Вадим Петрович взял в ладони ее поникшее, милое, очаровательное лицо, с похолодевшим полуоткрытым ртом, с глазами, закаченными под веки.

— Это моя жена, товарищи, это моя жена,  — повторял он трясущимися губами…

Они шли, ветер дул им в спину. Вадим Петрович прижимал к себе Катю за слабые плечи. Она всю дорогу плакала, останавливалась и целовала Вадима. Он начал было ей рассказывать,  — почему его все считают мертвым, тогда как он целый год по всей России ищет Катю. Но это вышло путано, длинно, да и совсем сейчас было не нужно. Катя иногда говорила: «Постой, мы совсем не туда зашли…» Они поворачивали и блуждали по темным и пустынным переулкам, где скрипели ржавые флюгера на трубах, скрежетали полуоторванные листы железа или с надрывающим воем размахивала из-за разрушенного забора черными ветвями липа, помнившая, как здесь, быть может, в такую же ночь, боясь чертей, во взвивающейся шинели пробегал Николай Васильевич Гоголь.

На Староконюшенном Катя сказала:

— Вот наш дом, ты вспоминаешь? Но только ты приходил с парадного. Я живу в той же комнате, Вадим.

Они пробежали через дворик. Дверь на кухне была заперта.

— Ах, неприятно… Придется стучать… Стучи как можно громче…

Катя засмеялась, потом немножко заплакала, поцеловала Вадима и опять засмеялась. Вадим Петрович громыхнул в дверь обоими кулаками.

— Кто там? Кто там?  — встревоженно спросил Маслов за дверью.

— Отворите, это я, Катя.

Маслов отворил, в его руке дрожала жестяная коптилка со стеклянным пузырем. Увидев позади Кати военного,  — он отшатнулся, щеки его собрались продольными морщинами, глаза ненавистно сузились…

— Спасибо,  — сказала Катя и побежала к себе, не выпуская руки Вадима. Они вошли в комнату, где еще не остыло тепло. Катя шепотом спросила:

— Спички у тебя есть?

Он был так взволнован, что ответил тоже шепотом:

— Есть…

Она зажгла свет, маленький огонек в баночке, которого было вполне достаточно, чтобы всю ночь глядеть друг на друга. Разматывая шаль, она не сводила глаз с Вадима: он был совсем седой, даже в бровях — несколько седых волосков; его лицо возмужало, в нем было незнакомое ей выражение суровости и спокойствия. Это очаровывало ее,  — он был моложе, и мужественнее, и красивее, чем тот, кого она помнила в Ростове. Она увидела его повязку, приоткрыла рот и вздохнула:

— Ты ранен?

— Царапина… Но из-за нее получил двухнедельный отпуск в Москву… Я знал, что ты здесь… Но как бы я тебя нашел? (Она радостно и лукаво улыбнулась, приподняв уголки рта. ) Ты знаешь — я едва ведь не застал тебя в том селе… Я гнался за Красильниковым… (У Кати дрогнул подбородок, она сердито затрясла головой. ) Катя, я его убил… (Она опустила веки и наклонила голову. ) Катя, я начал тебе рассказывать — как это вышло, что ты получила известие о моей смерти… В сущности, моя смерть была… (Катя с тревогой начала глядеть на него, и опять ее большие глаза налились слезами. ) Я ехал ночью в вагоне,  — мне больше незачем было жить, я ошибся в главном, мне было ясно, что подлежу уничтожению или самоуничтожению… Катя, прости, это — тяжело, трудно, но я хочу рассказать… Только мысль о тебе, не любовь, нет,  — любить уже нечем было,  — но напряженная мысль о тебе, как о том, чего нельзя разорвать, отбросить, забыть, нельзя предать,  — только это связывало меня. Эта ночь в вагоне была крушением всего себя… Сейчас, когда на конце мушки я узнаю знакомые лица, я понимаю — в какую черную. опустошенную душу я посылаю пулю…

Катя положила руки ему на плечи и щекой прижалась к его сильно и часто бьющемуся сердцу. Они продолжали стоять посреди комнаты,  — он в расстегнутой шинели, она в шубке. Она понимала, что он говорит сейчас о самом главном… Дорогой, прекрасный человек… Он хочет поскорее оправдаться, чтобы она любила в нем его новое, честное, суровое, страстное… Когда он в Ростове сходил с ума и бросил ее, она знала, что он будет жестоко страдать и все поймет… Прижавшись к нему, она слушала его слова, неясные и отрывистые, будто он наспех чертил иероглифы своих огромных переживаний… Но и без слов Катя все понимала…

• » — Сколько французских дивизий послано в Одессу? — Французы…
• » Вадим Петрович тоже вытянул стакан спирту и без вкуса жевал сало. Всеми…
• » На день позже, на юге под Сарептой, стала наступать конница генерала Постовского.…
• » Две весны тому назад его чувство к Кате, казалось, наполняло вселенную,…
• » — Тихо, товарищи!  — крикнул из прикрытия Сергей Сергеевич, сидевший…
• » Соседи побоялись тушить пожар, потому что, когда показался…
• » Алексей захрипел, прочищая горло, потом спросил: — То есть как — другой? Тридцать…
• » — Стой, мила душа, я здесь вылезу, в село я пешком войду,  — сказал…
• » У костра сидели двое — мужчина и женщина. В спину им дул…
• » — Типун тебе на язык, матерщинник, куродав!  — закричал на него Сапожков.  —…
• » Дашино желание сбылось,  — они все были снова вместе. Иван Ильич…
• » Под натиском пятой колонны всю ночь и следующий день морозовская дивизия…
• » — Мама, кажется, все,  — сказал Степан Алексеевич,  — я больше не могу! Господи,…
• » — Ну?  — спросил он.  — Может быть, все-таки объяснишь?…
• » В садике она обычно готовилась к урокам, читала французские романы из библиотеки…
• » Тогда же, поздно вечером, Иван Ильич послал полковнику…
• » — А вы сядьте, успокойтесь,  — сказал командир полка.  — Знаю Ивана Ильича,…
• » — Ну, сердечно,  — это вы оставьте… В это время Красная Армия подошла…
• » С особенной силой на богатой Украине разгоралась гражданская…