Руки его были как лед, он затылком чувствовал их холод. Никакого решения он принять не мог. И будто маленькие человечки, бегая по нему, как мухи, растаскивали его волю, его душу… Когда стемнеет, он встанет, наденет штаны, пойдет пешком на вокзал и, наверное, даже папирос купит на дорогу… И будет жить,  — такого и шашка не тронет, и пуля не шлепнет, и тифозная вошь не укусит…

За стеной, там, где была дверь, заставленная комодом, уже давно торопливо спорили два сердитых мужских голоса. Один все начинал фразу: «Слушайте, господин Паприкаки, если бы я был бог…» Но другой не давал ему договаривать: «Слушайте, Габель, вы не бог, вы идиот! Надо сойти с ума — за полчаса до выхода газеты покупать акции Крупп Штальверке…» — «Слушайте, я же не бог! » — «Слушайте, Габель, у вас не хватит потрохов, чтобы погасить мои убытки, вы — труп…»

Фразы эти насильно лезли в уши Вадима Петровича. «Вот черт,  — подумал он,  — хорошо бы выстрелить в дверь…» Затем за другой дверью, ведущей в гостиничный коридор, началась беготня и взволнованные голоса: «Надо же доктора…» — «При чем тут доктор,  — он уже коченеет…» — «А что такое, как это случилось? » — «Как случилось, так и случилось, вам-то не все равно…»

Голоса затихли, послышался звон шпор.

— Господин вартовой начальник, простите, пожалуйста,  — правда, что он племянник австрийского императора?

— Правда, все правда… Ну-ка, господа, очистите коридор.

И потом, уже у самой двери,  — двое заговорили вполголоса:

— Никакое это не самоубийство, его застрелил его же адъютант, большевик.

— То есть, как это,  — австрийский офицер, и — большевик?

— А вы думали! Они — всюду… Не то что Вена,  — Берлин со вчерашнего дня у них в руках…

— Боже мой, боже мой, это у меня не помещается…

— Да-с, бежать надо…

— Куда бежать?

— А черт его знает — на какие-нибудь острова…

— Правильно… Вчера рассказывали — в Голландской Индонезии острова с хлебными деревьями. Одежды не нужно никакой. Но как туда добраться?

Затем, без стука, в комнату вскочил мальчик, чистильщик сапог при гостинице,  — с приплюснутым носом и веселым ртом — от уха до уха…

— Экстренный выпуск, революция в Германии… Пассажир, платите три карбованца…

Он бросил газету на грудь Рощину, не замечая открытых страшных глаз этого пассажира, ни его мертвенного лица…

— Деньги беру на подоконнике. Пассажир, почитайте газету…

Он выскочил из комнаты. Сердце у Вадима Петровича истерически билось, но еще долго на груди у него неразвернутым лежал слепо напечатанный газетный листок… Революция в Германии! .. Солдаты на крышах вагонов, разбитые вокзалы, толпы, поющие дикими голосами, ораторы, выкрикивающие с подножия памятников, молотя кулаками воздух: свобода, свобода! Как будто свобода заменит им хлеб, родину, чувство долга и размеренный покой веками слаженного государства! Революция,  — замусоренные города, растрепанные девки на бульварах… И тоска, тоска человека, глядящего из окна на вылинявшие крыши города, где больше не осталось тайн… Даже солнце поднялось недостижимо высоко… Тоска человека, с такими усилиями пытавшегося пронести через жизнь самого себя, свою независимость, свою гордость, свою печаль.

Вадим Петрович понял наконец, что разговаривает вслух. Это уже было похоже на бред с открытыми глазами. Он развернул газетный листок. Во всю полосу большими буквами шло сообщение о начавшейся революции в Германии. Она разразилась в момент переговоров о перемирии в Компьенском лесу, когда в поезд генерала Вейгана, стоящий в артиллерийском тупике, явились германские уполномоченные.

• » В окнах зажигался свет. Шумел ветер в голых тополях, уходящих вершинами в сумрак.…
• » Прошло два месяца. Наступление армий генерала Деникина остановить не удалось.…
• » На него страшно было глядеть, когда он, противно всем естественным…
• » Две весны тому назад его чувство к Кате, казалось, наполняло…
• » Вадим Петрович, положив локти на откидной столик и лицо уткнув…
• » — Тихо, товарищи!  — крикнул из прикрытия Сергей Сергеевич, сидевший у полевого…
• » Тот, кто был в смушковой бекеше, моложавый, с круглыми карими веселыми глазами,…
• » Оформив новые назначения,  — Телегин — командиром отдельной бригады,…
• » — Кто не работает, тот не ест! .. Окончить историко-филологический…
• » — На что волку жилет, все равно об кусты обдерет. Озорнику наука — скука.…
• » — Очень возможно… Хотя здесь — ни намека… В избу вошел дневальный,…
• » Под натиском пятой колонны всю ночь и следующий день морозовская дивизия медленно…
• » — А вы сядьте, успокойтесь,  — сказал командир полка.  —…
• » Кузьма Кузьмич боялся за одно место, где Амалия ударяет его по щеке.…
• » Иван Ильич и Даша приехали в полк и поселились на хуторе в мазаной хате. Приемная…
• » — Мама, кажется, все,  — сказал Степан Алексеевич,  — я больше не…